Хроника царствования Карла IX Новеллы - Страница 195

195

С тех пор она довольно часто встречала ее на улице неподалеку от церкви, но на богослужениях ни разу. Проходя мимо г-жи де Пьен, незнакомка всякий раз опускала голову и тихо улыбалась. Г-же де Пьен нравилась эта смиренная улыбка. Она была бы рада найти случай чем-нибудь помочь бедной девушке, которая сперва внушила ей участие, а теперь возбуждала в ней жалость: она заметила, что ее розовая шляпка теряет свежесть, а кашемировой шали больше нет. Она, должно быть, вернулась к старьевщице. Было очевидно, что св. Рох не возместил сторицей сделанного ему приношения.

Однажды при г-же де Пьен к св. Роху внесли гроб, за которым шел довольно плохо одетый человек без крепа на шляпе, по-видимому какой-то привратник. Уже больше месяца она не встречала женщины, которая ставила свечку, и ей пришло в голову, что это ее хоронят. Ничего невозможного в этом не было, потому что она была так бледна и худа в последний раз, когда г-жа де Пьен ее видела. Г-жа де Пьен обратилась к церковному сторожу, и тот расспросил человека, шедшего за гробом. Человек ответил, что он служит консьержем в доме на улице Людовика Великого; что у них умерла жилица, некая г-жа Гийо, у которой не было ни родных, ни друзей, только дочь, и что исключительно по доброте душевной он, консьерж, хоронит женщину, совершенно для него постороннюю. Г-жа де Пьен тотчас же представила себе, что ее незнакомка умерла в нужде и маленькая беспомощная девочка осталась одна; она решила послать за сведениями священника, который всегда помогал ей в ее благотворительных делах.

Через день, когда она выезжала из дому, ее карету на минуту задержала перегородившая улицу тележка. Рассеянно глядя в окно, она заметила возле тумбы ту самую молодую девушку, которую считала умершей. Она сразу узнала ее, хотя та еще больше побледнела и похудела и была одета в траур, но бедно, без перчаток, без шляпы. Выражение лица у нее было странное. Вместо обычной улыбки на лице застыла судорога; ее большие черные глаза смотрели дико; она обращала их к г-же де Пьен, но не узнавала ее, потому что ничего не видела. Весь ее облик выражал не скорбь, а яростную решимость. Тележка отъехала в сторону, лошади пошли крупной рысью, и карета г-жи де Пьен быстро удалилась; но образ молодой девушки и отчаянное выражение ее лица преследовали г-жу де Пьен еще долгое время.

Возвращаясь, она увидела на своей улице большую толпу. Все привратницы стояли у дверей и что-то рассказывали соседкам, слушавшим, казалось, с живым интересом. Особенно много толпилось людей перед одним домом, поблизости от того, в котором жила г-жа де Пьен. Все глаза были обращены к открытому окну в четвертом этаже; в каждой группе одна или две руки указывали на него собравшимся; потом руки вдруг опускались к земле, и все следили взглядом за этим движением. Случилось, по-видимому, какое-то необычайное происшествие.

Войдя в переднюю, г-жа де Пьен увидела, что все ее слуги встревожены. Каждый спешил ей навстречу, чтобы первым сообщить ей о необычайном происшествии, взволновавшем всю улицу. Но прежде чем она успела что-либо спросить, ее горничная воскликнула:

— Ах, сударыня!.. Если бы вы знали!..

И, с несказанной поспешностью распахивая двери, проникла со своей госпожой в «святая святых», я хочу сказать, в будуар, недоступный для прочих домочадцев.

— Ах, сударыня, — говорила мадемуазель Жозефина, снимая с г-жи де Пьен шаль, — я просто в себя не могу прийти! Никогда в жизни я ничего ужаснее не видела, — правда, я не видела, хотя я сразу же прибежала… Но все-таки…

— Да что же случилось? Говорите скорее.

— А то, сударыня, что рядом с нами несчастная бедная девушка выбросилась из окна каких-нибудь три минуты тому назад; если бы вы вернулись минутой раньше, вы бы сами слышали, как она хлопнулась.

— Ах, боже мой! И несчастная убилась?..

— Это было ужасно. Батист на войне бывал, а и то говорит, что никогда не видал ничего подобного. С четвертого этажа, сударыня!

— Она умерла на месте?

— Ах, сударыня, она еще шевелилась; говорила даже. «Пусть меня прикончат!» — так она говорила. Но у нее все кости превратились в кашу. Вы сами можете посудить, как она должна была разбиться.

— Но этой несчастной… оказали помощь? Послали за доктором, за священником?..

— Что касается священника… вам это, конечно, виднее… Но если бы я была священником… Быть настолько безнравственным созданием, чтобы убить самое себя!.. И потом, она была нехорошего поведения… Оно и видно… Она, говорят, когда-то служила в балете… Все эти барышни плохо кончают… Стала это она на подоконник, завязала юбки розовой лентой — и… хлоп!

— Это та бедная девушка в трауре! — воскликнула г-жа де Пьен, обращаясь к самой себе.

— Да, сударыня; у нее умерла мать дня три или четыре тому назад. Ну, она, должно быть, и потеряла голову… Вдобавок, может быть, и кавалер ее бросил… Да квартирный срок подошел… Денег нет, работать они не умеют… Сумасбродные головы! Долго ли до греха?..

Мадемуазель Жозефина продолжала еще некоторое время в том же духе, но г-жа де Пьен не отвечала. Она грустно размышляла об услышанном. Вдруг она спросила мадемуазель Жозефину:

— А есть ли у той несчастной девушки все, что ей сейчас необходимо?.. Белье… тюфяки?.. Нужно немедленно узнать.

— Я схожу от вашего имени, если вам угодно, — воскликнула горничная, в восторге от того, что увидит близко женщину, которая хотела покончить с собой; потом, подумав, добавила: — Только не знаю, хватит ли у меня сил смотреть на это, на женщину, упавшую с четвертого этажа… Когда Батисту пускали кровь, мне сделалось дурно. Я не могла.

195