Хроника царствования Карла IX Новеллы - Страница 206

206

Наконец явился г-н де Салиньи, напрягая все мускулы лица, чтобы придать ему веселый и непринужденный вид. Он спросил ее о здоровье голосом, который он старался сделать естественным, но который и от простуды не мог бы так звучать.

Точно так же и Арсене было не по себе; она запиналась, не могла ничего сказать, но взяла руку г-жи де Пьен и поднесла ее к губам, как бы благодаря. Все, что говорилось в течение четверти часа, было то же самое, что говорится всюду, когда люди чувствуют себя неловко. Одна г-жа де Пьен хранила необычайное спокойствие, или, вернее, будучи лучше подготовлена, она лучше владела собой. Сплошь и рядом она отвечала за Арсену, и та находила, что ее толмач довольно плохо передает ее мысли. Беседа замирала; г-жа де Пьен заметила, что больная часто кашляет, напомнила ей, что доктор запретил ей говорить, и, обращаясь к Максу, сказала, что лучше бы он почитал немного вслух, чем утомлять Арсену расспросами. Макс поспешил взять книгу и отошел к окну, потому что в комнате было довольно темно. Он начал читать, мало что понимая. Арсена понимала едва ли больше, чем он, но казалось, что она слушает с живым интересом. Г-жа де Пьен занялась какой-то работой, которую принесла с собой, сиделка щипала себя, чтобы не уснуть. Глаза г-жи де Пьен беспрестанно переходили от постели к окну; сам стоглазый Аргус не бывал так зорок. Спустя несколько минут она наклонилась к уху Арсены.

— Как он хорошо читает! — сказала она ей шепотом.

Арсена бросила на нее взгляд, странно противоречивший улыбке ее губ.

— О да! — ответила она.

Потом опустила глаза, и на ее ресницах по временам появлялась крупная слеза и скользила по щеке, но она этого не замечала. Макс ни разу не обернулся. Когда он прочел несколько страниц, г-жа де Пьен сказала Арсене:

— Мы дадим вам отдохнуть, дитя мое. Я боюсь, что мы вас немного утомили. Мы скоро опять вас навестим.

Она встала, и, словно ее тень, встал и Макс. Арсена попрощалась с ним, почти не глядя на него.

— Я довольна вами, Макс, — сказала г-жа де Пьен, когда он проводил ее до дому, — а ею еще больше. Эта бедная девушка полна смирения. Она подает вам пример.

— Страдать и молчать — разве этому так уж трудно научиться?

— Чему прежде всего необходимо научиться — это закрывать сердце для дурных помыслов.

Макс распрощался с ней и быстро удалился.

Придя к Арсене на следующий день, г-жа де Пьен увидела, что та рассматривает букет редких цветов, лежавший на столике возле ее кровати.

— Мне их прислал господин де Салиньи, — сказала она. — Он велел справиться о моем здоровье. Сам он не приходил.

— Какие красивые цветы! — немного сухо произнесла г-жа де Пьен.

— Я прежде очень любила цветы, — сказала, вздохнув, больная, — и он меня баловал… Господин де Салиньи меня баловал, даря мне все самые красивые, какие только находил… Но теперь они мне ни к чему… Они слишком сильно пахнут… Вы бы взяли этот букет; он не рассердится, если я вам его отдам.

— Нет, моя дорогая; вам приятно смотреть на эти цветы, — отвечала г-жа де Пьен уже более мягко, потому что ее очень тронул глубоко печальный голос бедной Арсены. — Я возьму те, которые пахнут; оставьте себе камелии.

— Нет. Я терпеть не могу камелий… Они напоминают мне единственную ссору, которая у нас вышла… когда я была с ним.

— Перестаньте думать об этих безумствах, дорогое мое дитя.

— Как-то раз, — продолжала Арсена, внимательно глядя на г-жу де Пьен, — как-то раз я увидала у него в комнате красивую камелию в стакане с водой. Я хотела взять, но он не позволил. Он даже не дал мне дотронуться. Я заупрямилась, наговорила ему глупостей. Он взял ее, запер в шкаф и положил ключ в карман. Я взбесилась и даже разбила ему фарфоровую вазу, которую он очень любил. Ничего не помогло. Я поняла, что ему ее дала порядочная женщина. Я так и не узнала, откуда у него эта камелия.

Говоря это, Арсена не сводила с г-жи де Пьен пристального и почти злого взгляда, и та невольно потупила глаза. Наступило довольно долгое молчание, нарушаемое только сдавленным дыханием больной. Г-жа де Пьен смутно вспомнила один случай с камелией. Однажды за обедом у г-жи Обре Макс ей сказал, что его тетушка поздравила его сегодня с именинами, и попросил ее тоже подарить ему букет. Она, смеясь, вынула из волос камелию и дала ему. Но как такой ничтожный случай мог сохраниться у нее в памяти? Г-жа де Пьен не могла себе этого объяснить. Это ее почти пугало. Не успело рассеяться ее как бы смущение перед самой собой, как вошел Макс, и она почувствовала, что краснеет.

— Спасибо за цветы, — сказала Арсена, — но мне от них нехорошо… Они не пропадут; я их подарила госпоже де Пьен. Не заставляйте меня говорить, мне запрещено. Не почитаете ли вы что-нибудь?

Макс сел и стал читать. На этот раз, кажется, никто не слушал: каждый, в том числе и чтец, следил за ходом собственных мыслей.

Вставая, чтобы уходить, г-жа де Пьен оставила букет на столе, но Арсена указала ей на ее забывчивость, и она принуждена была его взять, недовольная тем, что почему-то не согласилась сразу же принять этот пустяк. «Что в этом может быть дурного?» — думала она. Но дурно было уже то, что она задавала себе этот простой вопрос.

Макс, хоть его об этом и не просили, зашел к ней.

Они сели и, не глядя друг на друга, так долго молчали, что им стало неловко.

— Я очень жалею эту бедную девушку, — сказала наконец г-жа де Пьен. — Надежды, по-видимому, больше нет.

— Вы видели доктора? — спросил Макс. — Что он говорит?

Госпожа де Пьен покачала головой.

206