Вскоре другая мысль, еще более мучительная, мелькнула у него в голове. Через некоторое время траур графини кончался. С истечением годичного срока Сен-Клер должен был с ней обвенчаться. Он это ей обещал. Обещал? Нет. Он никогда не говорил с ней об этом, но таково было его намерение, и графиня о нем догадывалась. По его понятиям, это было равносильно клятве. Еще накануне он принес бы в жертву все, чтобы только ускорить час, когда он сможет объявить во всеуслышание о своей любви; теперь он содрогался при одной мысли связать судьбу свою с бывшей любовницей Масиньи.
«Но я должен, однако ж, это сделать, и так это и будет, — повторял он мысленно. — Бедняжка, она, наверное, думала, что мне известна ее прежняя связь. Говорят, что они не скрывали ее. И то сказать: она мало еще меня знает и потому не может понять… Она думает, что я люблю ее так же, как любил Масиньи. Что ж, — прибавил он не без гордости, — благодаря Матильде три месяца я был счастливейшим из людей; такое счастье стоит того, чтобы принести ему в жертву остаток жизни».
Он не ложился и все утро ездил верхом по лесу. В одной из аллей Верьерского леса он увидел всадника на отличной английской лошади; всадник еще издали назвал его по имени и подъехал к нему. То был Альфонс де Темин. Сен-Клер был в таком состоянии, когда одиночество особенно приятно; при встрече с Темином его дурное расположение духа сменилось сдержанной яростью. Темин не замечал этого, а может быть, даже находил удовольствие в том, чтобы дразнить его. Он болтал, смеялся, шутил, не обращая внимания на то, что Сен-Клер молчит. Увидев перед собою узенькую аллею, Сен-Клер тотчас же направил туда своего коня в надежде отвязаться от назойливого спутника, но он ошибся — назойливые люди не так легко расстаются со своими жертвами. Темин повернул коня, въехал в аллею и, догнав Сен-Клера, продолжал болтать, как ни в чем не бывало.
Как я уже говорил, аллея была узка; две лошади едва-едва могли двигаться рядом; ничего, следовательно, нет удивительного, если Темин, при всем своем умении держаться в седле, задел ногу Сен-Клера, проезжая мимо него. Но досада уже накипела в сердце Сен-Клера; он не в силах был ее сдерживать; привстав на стременах, он ударил хлыстом по морде лошадь Темина.
— Черт подери! Огюст! Что с вами? — воскликнул Темин. — За что вы бьете мою лошадь?
— Зачем вы за мной едете? — диким голосом закричал Сен-Клер.
— Вы с ума сошли, Сен-Клер! Вы забываете, с кем говорите!
— Отлично помню, что говорю с наглецом.
— Сен-Клер!.. Вы, должно быть, рехнулись… Завтра вы или извинитесь передо мной, или ответите мне за вашу дерзость.
— Итак, до завтра, милостивый государь!
Темин остановил лошадь; Сен-Клер проехал вперед и вскоре исчез в лесу.
С этой минуты он почувствовал себя спокойнее. У него была слабость верить в предчувствия. Ему представилось, что завтра он будет убит и что в этом простейший выход из положения, в которое он попал. Прожить еще один день — и больше никаких забот, никаких терзаний. Вернувшись домой, он послал человека с запиской к полковнику Боже, написал несколько писем, пообедал с аппетитом и ровно в половине девятого был у калитки парка.
……….
— Что с вами сегодня, Огюст? — спросила графиня. — Вы необыкновенно веселы, и тем не менее все ваши шутки не смешат меня нисколько. Вчера вы были сумрачны, а мне было так весело! Сегодня наши роли переменились. У меня ужасно болит голова.
— Да, дорогой друг, признаюсь, я был вчера очень скучен, а сегодня я много гулял, много двигался и чувствую себя превосходно.
— А я поздно встала, долго спала утром и все время видела тяжелые сны.
— Сны? Вы верите снам?
— Какой вздор!
— А я верю, — сказал Сен-Клер. — Бьюсь об заклад, вы видели сон, предвещающий какое-нибудь трагическое событие.
— Я никогда не могу запомнить то, что вижу во сне. Впрочем, постойте, начинаю припоминать… Я видела во сне Масиньи. Можете из этого заключить, что в моих снах не было ничего интересного.
— Масиньи! Мне думается, что вы не отказались бы увидеть его снова.
— Бедный Масиньи!
— Бедный Масиньи?
— Огюст, скажите мне, прошу вас, что с вами сегодня? В вашей улыбке есть что-то демоническое. Вы как будто смеетесь сами над собою.
— Ну вот! Вы тоже начали обращаться со мной, как разные почтенные старушки, ваши приятельницы.
— Нет, кроме шуток, Огюст, у вас сегодня такое выражение лица, какое бывает, когда вы разговариваете с людьми, которых недолюбливаете.
— Какая вы нехорошая! Дайте мне вашу ручку.
Он поцеловал ей руку с иронической галантностью, и с минуту они пристально смотрели друг на друга. Сен-Клер первый опустил глаза.
— Как трудно прожить на этом свете, не прослыв злым человеком! — сказал он. — Для этого необходимо говорить только о погоде или об охоте, либо обсуждать вместе с вашими приятельницами-старушками бюджет их благотворительных учреждений.
Сен-Клер взял со стола какую-то записку.
— Вот, — сказал он, — счет вашей прачки; будем беседовать об этом предмете, мой ангел, по крайней мере, вы не будете упрекать меня в том, что я злой.
— Вы меня просто удивляете, Огюст…
— Орфография этого счета напоминает мне письмо, найденное мною сегодня. Надо вам сказать, я разбирал сегодня свои бумаги; время от времени я навожу в них порядок. Так вот, я нашел любовное письмо, написанное мне швейкой, в которую я был влюблен, когда мне было шестнадцать лет. Каждое слово она писала особенным образом и притом крайне усложненно. Слог вполне соответствовал орфографии. Я был в то время немного фатом и находил несовместным с моим достоинством иметь любовницу, которая не владела пером, как госпожа де Севинье. Я быстро с ней порвал. Перечитывая сегодня ее письмо, я убедился, что швейка по-настоящему меня любила.