— Клянусь, — с решительным видом воскликнул Мержи, — что после первой же схватки я буду корнетом, или мой отец лишится сына!
— Добро, храбрый мой мальчик! Ты говоришь, как когда-то говорил твой отец.
Адмирал подозвал своего интенданта.
— Вот мой интендант, Самюэль. Если тебе понадобятся деньги на экипировку, обратись к нему.
Интендант изогнулся в поклоне, но Мержи поблагодарил и отказался.
— Мой отец и мой брат ничего для меня не жалеют, — объявил он.
— Ваш брат?.. Капитан Жорж Мержи, тот самый, который еще в первую войну отрекся от нашей веры?
Мержи понурил голову; губы его шевелились беззвучно.
— Он храбрый солдат, — продолжал адмирал, — но что такое смелость, если у человека нет страха божьего? Молодой человек! У вас в семье есть пример, достойный подражания, и есть пример, недостойный подражания.
— Мне послужит образцом доблесть моего брата… а не его измена.
— Ну, Бернар, приходите ко мне почаще и считайте меня своим другом. Здесь, в Париже, легко сбиться с пути истинного, но я надеюсь скоро отправить вас туда, где перед вами откроется возможность покрыть себя славой.
Мержи почтительно наклонил голову и замешался в толпу приближенных.
— Господа! — возобновив разговор, прерванный появлением Мержи, сказал Колиньи. — Ко мне отовсюду приходят добрые вести. Руанские убийцы наказаны…
— А тулузские — нет, — перебил его старый пастор с мрачным лицом фанатика.
— Вы ошибаетесь. Я только что получил об этом известие. Кроме того, в Тулузе учреждена смешанная комиссия. Его величество каждый день предъявляет нам все новые и новые доказательства, что правосудие — одно для всех.
Старый пастор недоверчиво покачал головой.
Какой-то седобородый старик в черном бархатном одеянии воскликнул:
— Да, его правосудие для всех одно! Карл и его достойная мамаша были бы рады свалить одним ударом Шатильонов, Монморанси и Гизов!
— Выражайтесь почтительнее о короле, господин де Бонисан, — строго заметил Колиньи. — Пора, пора забыть старые счеты! Нам не к лицу подавать повод для разговоров о том, что католики ревностнее нас соблюдают заповедь Христову — прощать обиды.
— Клянусь прахом моего отца, это им легче сделать, чем нам, — пробормотал Бонисан. — Двадцать три моих замученных родственника не так-то скоро изгладятся из моей памяти.
Он все еще говорил горькие слова, как вдруг в галерее появился дряхлый старик с отталкивающей наружностью, в сером изношенном плаще и, пробившись вперед, передал Колиньи запечатанную бумагу.
— Кто вы такой? — не ломая печати, спросил Колиньи.
— Один из ваших друзей, — хриплым голосом ответил старик и тут же вышел.
— Я видел, как этот человек утром выходил из дворца Гизов, — сказал кто-то из дворян.
— Это колдун, — сказал другой.
— Отравитель, — сказал третий.
— Герцог Гиз подослал его отравить господина адмирала.
— Отравить? — пожав плечами, спросил адмирал. — Отравить через посредство письма?
— Вспомните о перчатках королевы Наваррской! — вскричал Бонисан.
— Я не верю ни в отравленные перчатки, ни в отравленное письмо, но зато я верю, что герцог Гиз не способен на низкий поступок!
Колиньи хотел было взломать печать, но тут к нему подбежал Бонисан и выхватил письмо.
— Не распечатывайте! — крикнул он. — Иначе вы вдохнете смертельный яд!
Все сгрудились вокруг адмирала, а тот силился отделаться от Бонисана.
— Я вижу, как от письма поднимается черный дым! — крикнул чей-то голос.
— Бросьте его! Бросьте его! — закричали все.
— Да отстаньте вы от меня, вы с ума сошли! — отбиваясь, твердил адмирал.
Во время этой кутерьмы бумага упала на пол.
— Самюэль, друг мой! — крикнул Бонисан. — Докажите, что вы преданный слуга. Вскройте пакет и вручите его вашему господину не прежде, чем вы удостоверитесь, что в нем нет ничего подозрительного.
Интенданту это поручение не пришлось по душе. Зато Мержи поднял письмо, не рассуждая, и разломал печать. В то же мгновение вокруг него образовалось свободное пространство — все расступились, словно в ожидании, что посреди комнаты вот-вот взорвется мина. Но из пакета ядовитый пар не вырвался, никто даже не чихнул. В страшном конверте оказался лишь довольно грязный лист бумаги, на котором было написано всего несколько строчек.
Как скоро опасность миновала, те же самые люди, которые первыми поспешили отойти в сторону, сейчас опять-таки первыми поспешили выдвинуться вперед.
— Что это за наглость? — высвободившись наконец из объятий Бонисана, в запальчивости крикнул Колиньи. — Как вы смели распечатать письмо, адресованное мне?
— Господин адмирал! Если бы в пакете оказался тонкий яд, вдыхание которого смертельно, то лучше, чтобы жертвой его пал юноша вроде меня, а не вы, ибо ваша драгоценная жизнь нужна для защиты нашей веры.
При этих словах вокруг Мержи послышался восторженный шепот. Колиньи ласково пожал ему руку, молча поглядел на него добрыми глазами и сказал:
— Раз ты отважился распечатать письмо, так уж заодно и прочти.
Мержи начал читать:
— «Небо на западе объято кровавым заревом. Звезды исчезли, в воздухе были видны пламенные мечи. Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что эти знамения предвозвещают. Гаспар! Препояшься мечом, надень шпоры, а не то малое время спустя твоим мясом будут питаться лисы».
— Он пишет лисы вместо Гизы, — догадался Бонисан.
Адмирал презрительно повел плечами. Окружающие хранили молчание, но видно было, что все находятся под впечатлением пророчества.