Хроника царствования Карла IX Новеллы - Страница 126

126

Эта назидательная беседа тянулась до тех пор, пока в бутылках было еще вино. Когда их опорожнили до дна, способность рассуждать заметно ослабела, и всем сильно захотелось спать. Так как солнце стояло еще высоко, они разбрелись по домам, чтобы предаться послеполуденному сну. Дон Хуан, однако, принял приглашение дона Гарсии отдохнуть у него. Едва он вытянулся на кожаном диване, как усталость и винные пары повергли его в глубокий сон. Долгое время сновидения его были столь смутны и причудливы, что он испытывал лишь какую-то тяжесть на сердце, не сознавая, какой образ или мысль вызывают в нем это чувство. Но понемногу он начал, если можно так выразиться, яснее понимать свой сон, а самый сон стал более последовательным. Ему казалось, что он плывет в лодке по большой реке, более широкой и бурной, чем бывает Гуадалкивир зимою. У лодки не было ни паруса, ни руля, ни весел, берега реки были пустынны. Лодку так трепало течением, что, судя по головокружению, которое охватило его, дон Хуан мог подумать, что он находится в устье Гуадалкивира, где новички, отплывающие в Кадис, испытывают первые приступы морской болезни. Вскоре он очутился в более узкой части реки, настолько узкой, что можно было ясно рассмотреть оба берега и даже перекликаться с теми, кто на них находился. И вдруг на одном берегу появилась лучезарная фигура, а на другом в это же время другая, и обе они устремились к дону Хуану, словно желая ему помочь. Он сначала повернул голову вправо и увидел старца с суровым и величавым лицом, босого и прикрытого лишь власяницей с вплетенными в нее терниями. Казалось, он протягивал дону Хуану руку. Затем, поглядев налево, дон Хуан увидел там высокую женщину с благороднейшим и привлекательнейшим лицом; она предлагала ему венок из цветов, который она держала в руке. В ту же минуту он заметил, что ладья его плывет, куда он хочет, без помощи весел, одним лишь усилием его воли. Он хотел уже направить ее к женщине, когда крик, раздавшийся на правом берегу, заставил его повернуть голову и устремиться туда. Старец теперь имел вид еще более суровый, чем прежде. Все тело его, насколько позволяла видеть власяница, было избито, покрыто ссадинами и запекшейся кровью. В одной руке держал он терновый венец, в другой — бич с железным наконечником. При этом зрелище ужас охватил дона Хуана, и он быстро повернул опять к левому берегу. Видение, столь его пленившее, еще не исчезло. Волосы женщины развевались по ветру, глаза горели неестественным огнем, а в руке, вместо венка, она держала теперь шпагу. Дон Хуан помедлил минуту, прежде чем сойти на берег, и, всмотревшись, увидел, что клинок шпаги был красным от крови, как красна была и рука прелестницы. В страхе он внезапно пробудился. Открыв глаза, он невольно вскрикнул, увидев обнаженную шпагу в двух футах от своей постели. Но шпагу держала в руке отнюдь не прелестница. Дон Гарсия, собравшийся разбудить своего друга, заметив у его постели замечательно украшенную шпагу, принялся ее рассматривать с видом знатока. На клинке шпаги была надпись: «Храни верность», — а на рукоятке, как мы ужо упомянули, были герб, имя и девиз рода де Маранья.

— У вас, приятель, великолепная шпага, — сказал дон Гарсия. — Вы, наверное, достаточно отдохнули. Уже настал вечер; пройдемтесь немного. Когда честные горожане разойдутся по домам, мы с вами, если это вам угодно, дадим серенаду нашим красоткам.

Дон Хуан с доном Гарсией пошли погулять по берегу Тормеса, поглядывая на женщин, вышедших подышать свежим воздухом и показать себя своим поклонникам. Постепенно прохожие стали редеть, потом исчезли вовсе.

— Настал час, когда весь город принадлежит студентам, — сказал дон Гарсия. — «Мошенники» не посмеют мешать нашим невинным забавам. Нужно ли вам говорить, что если нам придется столкнуться с городской стражей, то этих негодяев щадить не стоит? Но если бы нахалов оказалось слишком много и нам пришлось проявить резвость ног, не тревожьтесь: я хорошо знаю все проходы и закоулки; вы только следуйте за мной, и все обойдется благополучно.

Говоря так, он закинул плащ через левое плечо и прикрыл им большую часть лица, между тем как правая рука его оставалась свободной. Дон Хуан последовал его примеру, и оба они направились к улице, где жила донья Фауста с сестрою. Проходя мимо паперти одной церкви, дон Гарсия свистнул, и тотчас же появился его паж с гитарой в руках. Дон Гарсия взял гитару, а пажа отослал.

— Я вижу, — сказал дон Хуан, когда они свернули на Вальядолидскую улицу, — что вы рассчитываете на мою охрану во время вашей серенады. Будьте уверены, я сумею заслужить ваше одобрение. Я был бы опозорен в Севилье, откуда я родом, если бы не сумел прогнать этих наглецов.

— Я совсем не хочу, чтобы вы стояли на страже. У меня здесь моя любовь, у вас — ваша. У каждого своя добыча. Но тсс! Вот уже их дом. Вы к тому окну, я к этому, и будьте наготове.

Настроив свою гитару, дон Гарсия довольно приятным голосом запел романс, где, как водится, шла речь о слезах, вздохах и тому подобных вещах. Не знаю, сам он его сочинил или нет.

После третьей или четвертой сегидильи жалюзи обоих окон слегка приподнялись, и послышалось легкое покашливание. Это означало, что певца слушают. Говорят, что музыканты никогда не играют, когда их просят или когда их слушают. Дон Гарсия положил свою гитару на межевой столб и заговорил вполголоса с одной из двух слушавших его женщин.

Дон Хуан, подняв глаза, увидел в окне над собою женщину, которая, казалось, внимательно на него смотрела. Он не сомневался, что это сестра доньи Фаусты, та самая, которой его собственная склонность и выбор его друга предназначили стать дамой его сердца. Но он был еще застенчив, неопытен и не знал, с чего начать. Вдруг из окна упал платок, и нежный, тонкий голосок вскричал:

126